И все-таки он желал вернуть к себе доверие матери, а Полина Васильевна в свою очередь, в разговоре с подругами сетовала:

- Мой бедный мальчик, я знаю, как ему сейчас тяжело. Он страдает; он думает, что я его разлюбила; и я страдаю, и что-то не ладится у нас в отношениях. Я его убрала бы с этого проклятого "Мосфильма. Но куда? Куда я могу его еще пристроить? Тут к нему двое приходили; тоже из тюрьмы вышли. Я их боюсь. Я боюсь, что они Сережку в какую-нибудь историю втянут. А здесь он при мне будет.

Если бы Сережа слышал эти слова!

Но, будучи уверенным в своем полном одиночестве, он, стиснув зубы, молчаливо и покорно нес навалившееся на него бремя, мысленно утешая себя тем, что это временно.

*****

Ранний телефонный звонок разбудил Полину Васильевну.

- Да, да, Юра, здравствуй.

Сережа тоже проснулся от звонка и прислушался, потом взглянул на часы. "Пять часов утра. Юрка с ума сошел. Что там случилось?"- подумал он.

- Как? Когда? Не может быть?- голос Полины Васильевны дрожал; вопросы походили на отрывистые вскрики; послышалось всхлипывание, и Сережка поспешно выскочил в прихожую.

- Что случилось, мам?

Полина Васильевна стояла растерянная, в глазах ее читался ужас, и частые судорожные всхлипывания, несопровождающиеся слезами, напоминали начало истерики.

- Зоя, - сдавленным голосом произнесла она и, зажав ладонями виски, словно желая отгородиться от новой постигшей беды, прошла в гостиную.

У Сережки учащенно забилось сердце в ожидании непоправимого.

- Зою убили, - Полина Васильевна грузно опустилась в кресло и закрыла лицо руками.

- Как убили? Зою Алексеевну убили?- еще два дня назад они спорили с ней о средствах преодоления крутых жизненных виражей, и тем более неправдоподобным казалось утверждение матери.

- Юра звонил. Ее еще вчера застрелили у себя на Кутузовском.

Наконец-то слезы, преодолев первоначальный ступор и страх, приносящим облегчение потоком хлынули из глаз Полины Васильевны.

Боль сдавила горло. Сережа чувствовал, что ему трудно дышать, руки непослушно дергали дверную ручку, к которой он прислонился. Какими жалкими и мещански ничтожными казались ему сейчас все его переживания по сравнению с навалившейся трагедией и, хотя он еще до конца не осознавал безысходность происшедшего, воображение его ярко рисовало картину окровавленного тела женщины, несмотря на разницу в возрасте сумевшей стать ему другом и советчиком.

61