Женщины сидели за обеденным столом друг против друга, накладывая косметику - перед каждой стояло зеркало. Боря слонялся по комнате. Слава богу, и Зоя и Виктория были настроены вполне благосклонно. Казалось, вчерашний инцидент был начисто забыт. Зоя предложила Генри кофе, а Виктория сказала, что от волнения перед предстоящим полетом почти не сомкнула ночью глаз. Она была уже в парике. Надев темные очки, она поднялась из-за стола. На ней были черные брюки и жакет. Потом она надела пальто, и Генри одобрительно улыбнулся.

- Я готова, - объявила она, указав на небольшой чемодан и сумку с купленными для отца и его жены подарками.

Генри попросил Борю спуститься вниз и проверить, нет ли поблизости кого-либо из посторонних. Зоя поднялась из-за стола и направилась к вешалке за пальто.

- Зачем вам пальто?

- Я еду в аэропорт.

- Нет, - сказал Генри. - Вы слишком известны. Вы привлечете внимание.

Зоя заплакала. Обняв мать, Виктория повернулась к Генри.

- Конечно, она поедет. И Боря тоже. Там никого не будет. Вы же сами сказали: всему миру известно, что я лечу завтра.

- Хорошо. Но вы попрощаетесь в машине. Им нельзя входить с нами в аэровокзал.

Зоя согласилась.

Вернулся Боря, сообщил, что на улице никого, кроме машины и водителя, нет. Генри настоял, чтобы они спустились вниз не на лифте, а по лестнице.

Выйдя из подъезда, он огляделся по сторонам, проверяя, нет ли слежки. Потом махнул рукой Зое, Виктории и Боре, что можно выходить. К его неудовольствию, Зоя решительно уселась рядом с шофером, поскольку «я всегда тут сижу». Викторию Генри усадил между собой и Борей на заднем сиденье.

Машина тронулась, впереди полчаса езды до Шереметьева. Светало, но солнце еще не взошло. На улицах попадались лишь редкие прохожие.