Михаил Козаков «Крушение империи»

- Зачем? Ненужная формальность, товарищ офицер, - вмешался живо Асикритов.

По привычке что-нибудь держать и вертеть в руке во время волновавшего его разговора, Фома Матвеевич схватил сейчас первый попавшийся на глаза предмет - выпавшую из пепельницы недокуренную папиросу. Сильно жестикулируя, он оторвал и бросил на пол курево, а остаток длинной гильзы намотал двойным колечком вокруг пальца.

- Если уж не хотите возвращаться с пустыми руками - поезжайте сейчас же… я вам скажу, куда… возьмете там настоящего фараона! Пускай и поменьше калибром…

Ему вспомнился сейчас подозрительный субъект со злыми глазками и жесткими, как ламповая щетка, грязно-рыжими усами, орудовавший в толпе солдат на Надеждинской.

- А кто нам его укажет?

- Я к вашим услугам! - охотно согласился журналист. В сторонке штатский и Теплухин вели о чем-то разговор.

И курили: угощал Теплухин. Коробку феодосийских «Стамболи» он держал в руке, и, когда подошли прапорщик и Фома Матвеевич, он предложил им папиросы. Прапорщик взял и, на ходу прикуривая, пошел прочь из квартиры, сопровождаемый солдатом и Асикритовым.

- Вы подождите, я заеду за вами скоро! - предупредил прапорщик штатского.

- Я тоже! - обратился к своему гостю Фома Матвеевич.

Уже сидя в автомобиле, он сделал ничтожное, но почему-то взволновавшее его открытие: бумажный мундштук, намотанный на его палец, был той же фирмы «Стамболи», что и папироса, которую докуривал сидевший рядом прапорщик.

Асикритов несколько раз наклонялся к нему, проверяя свое неожиданное наблюдение. Потом он снял с пальца помятый бумажный кружок, расправил его как можно аккуратней на ладони и спрятал в карман шубы.

- Кто вага спутник, которого мы оставили здесь? - спросил он молодого офицера.

- Очень энергичный товарищ! - одобрительно сказал тот. - А представьте - актер!.. Он из комиссии по разбору документов царского режима.

- Вот как? - еще больше оживился Фома Матвеевич. Он уже совсем не чувствовал усталости.