«Крушение империи»

- Как всегда, Вячеслав Сигизмундович, - в аккурате!

- Понял, что и кому? И он тряхнул листки.

- Гос-споди, боже мой! - по привычке протяжно, с полуглубоким вздохом отозвался, вставая из-за стола, Кандуша. - Ну, как не понять: историческая манускрипта самому Борису Владимировичу, его высокопревосходительству… Сегодня? - спросил он.

- Сегодня, через час. На квартиру свезу. Читал ведь, какие дела там мастерит Карабаев - земляк твой… за границей?

- Читал и запечатлял, можно сказать, своими собственными пальцами, - растопырил короткопалые руки Кандуша, надевая на машинку клеенчатый чехол. - Подумаешь тоже: Лев Павлович - квохчут перед заграничными воротами, а свои дегтем мажут! А клевета, Вячеслав Сигизмундович, что уголь: не обожжет, так замарает.

- Комолая корова хоть шишкою да боднет, - рассеянно, поговоркой на поговорку ответил Губонин, пробегая Глазами свое секретное донесение.

- Коровы быками становятся, позволю себе заметить, Вячеслав Сигизмундович!.. Ворота царского государства ломать собираются, - сами же его высокопревосходительству докладываете? Разве шутка? Господи, боже мой! Трепещу весь, трепещу. Глаза мои на события разбегаются! И тут бы… незримо, незримо этак… чик под корень, чик! (Губонин поднял на него глаза.) Чему удивляетесь, Вячеслав Сигизмундович? (Он оглянулся по сторонам, словно кто-либо мог подслушать их разговор.) Всерьез говорю: чик под корень… незримо этак!

- Арестовать, что ли? - усмехнулся Губонин и, потягиваясь, распрямляясь, сладко зевнул.

324