Михаил Козаков «Крушение империи»
Ему кажется, что он постепенно трезвеет, да это и в самом деле так. Что ж, можно еще посидеть, понаблюдать публику, не правда ли, Фома Матвеевич? Журналист охотно соглашается: это входит даже в его планы. Он подзывает официанта:
- Один раз лампопо!
Федю смешит это непонятное, впервые услышанное - слово, напоминающее почему-то цирковое восклицание эквилибриста или фокусника. А Фома Матвеевич, оказывается, большой поклонник этого напитка из холодного пива и меда с лимоном и ржаными сушками. Он пьет его и сам к себе обращается шутливо:
- Рцы ми, о, лампописте, коея ради вины к душепагубному умопомрачающему напою - алемански же речется лампопо - пристал еси?.. Хорош дьякон… а? - смеется он.
Между прочим, и здесь Фома Матвеевич не теряет зря времени: он давно уже вынул из портфеля и выложил на столик ворох сегодняшних газет и записную книжку, бегло просматривает статьи своих единомышленников, политических противников, делает какие-то заметки и одновременно поддерживает разговор со своим собеседником.
Растрепанная левая бровь спускает вниз, на желтоватое веко, один длинный свой, непокорно торчащий волосок. Фома Матвеевич то вытягивает его еще больше, то закручивает его пальцами вверх.
- Вы мне завидовали, - говорит Фома Матвеевич, глотает из кружки свой желтый напиток и крякает, причмокивая. - Это верно: я знаю много и многое. Знаю больше вашего, мой друг. Но постойте, постойте… это ведь чепуха, которая и вам, молодому человеку, вполне доступна. По-одумаешь! Я знаю имена египетских фараонов, начиная с Хеопса, я знаю властелинов средней истории и не ошибусь годами «до» и «после», рождества Христова… во время их больших и малых грабежей! Я знаю легенды о жизни Гватамы Будды, имею представление о пророчествах францисканского монаха из Оксфорда - Рожера Бэкона, или, например, знаю хорошо историю наполеоновских войн. Ну, и что же?.. Все это верно… Я, как и вы, умею извлекать квадратные и кубические корни, помню еще интегральное исчисление и - наизусть - державинскую оду «Бог» и «Мцыри» Лермонтова… Я знаю много и многое, Федор Мироныч. («Отчего это он вдруг по имени-отчеству?» - удивился Калмыков.) Но вот тех знаний, которые помогли бы мне в поисках ответа на один, главный, всегда стоявший передо мной вопрос: «Зачем все это и для кого?» - этих знаний мне никто не дал, - вот что! Вы понимаете меня, Федор Мироныч?