Михаил Козаков «Крушение империи»

Глава двадцатая

Поезд идет на север

Поезд на север шел с явным опозданием: теперь стоять бы уже в Гомеле, а до него еще - добрых два часа!

Часто умывавшийся в дороге, голубоглазый, с черными, щеточкой подстриженными усиками, с мягкими, дрябло спустившимися щеками француз, хорошо говоривший по-русски, время от времени раскрывал карту путеводителя, находил в ней первую ближайшую станцию, на которой предстояло сделать остановку, и оповещал своих спутников:

- Здесь готовы кормить. Или:

- Здесь не рассчитывают на наш аппетит.

- Тем хуже! - откликался каждый раз одной и той же фразой верхний сосед его, полковник с кожаной скрипучей протезой вместо левой руки. - Приятно наблюдать, сударь, такой аппетит. На что уж мы, русские, но и то…

- О да! Я люблю покушать, люблю хорошо покушать, - сознался француз. - Бывают у каждого свои peches mignons… привычные слабости, грешки.

Он вез с собой чемоданчик с провизией (в нем было немало всяких вкусных вещей), но на больших остановках выскакивал из вагона, бежал к буфету, и, глядя в окно, Теплухин видел, как энергично он расталкивал на перроне устремившихся туда же остальных пассажиров. Все три соотечественника: Теплухин, Георгий Карабаев и калека-полковник - так и окрестили его: «месье Обжор».

Поезд шел лесистыми и болотистыми местами, в открытое окно купе текла приятная прохлада, исчезавшая тотчас же, как только поезд прибывал к станции. Тогда вагон наполнялся запахом жженого угля, всяческих отбросов, валявшихся на путях, мокрой, гниющей соломы, положенной на подстилку скоту в товарных вагонах.