Михаил Козаков «Крушение империи»
- Это очень правильно! - подхватил сидевший рядом Шульгин. - Поймите вы! Мы начинаем говорить для того, чтобы молчали они… рабочие, чернь, улица! Солдаты уже не стреляют. До чего дошло!.. Во время рассеивания рабочих завода «Новый Лесснер» проезжал военный автомобиль, и шофер умышленно направил мотор на взвод жандармов и свалил одного из них вместе с лошадью…
- Я все это знаю, - оживился министр. - Да, военный мотор - зеленый круглый знак №5802… Я помню даже его номер! Мне обо всем доносят, я за всем слежу, я дал слово государю быть обо всем в курсе. Но чего вы хотите, господа! Я пришел сюда побеседовать с вами, а теперь выходит, что я присутствую здесь в качестве подсудимого. Притом вы можете говорить все, что вам угодно, тогда как мне Павел Николаевич зажал рот: все, что я скажу, завтра появится в газетах! Но я отвечу по пунктам. Что касается Сухомлинова, он не освобожден, а изменена лишь мера пресечения. Ведь правда, Михаил Владимирович?
- Не совсем точная, - постарался унять свой регентский бас нахмурившийся Родзянко. - Он сидит, мил человек, у себя дома под домашним арестом и просит о снятии его. И говорят, сударь мой, что снимут ему. По вашим хлопотам.
« - Что же делать, если оказалось много белых мышей и ни одной белой лошади! - вдруг застонал по-шаманьи Протопопов.
- Как… Что это значит, Александр Дмитриевич? - вскрикнуло несколько голосов.
Присутствующие, переглядываясь друг с другом, тревожно посматривали теперь на министра. Он закинул голову глубоко назад, закатил вверх глаза, руки его судорожно сжали подлокотники кресла, он бормотал в полу экстазе несколько раз подряд одну и ту же фразу, столь удивившую всех:
- Что делать, что же делать… Так? много белых мышей и ни одной белой, ни одной белой лошади!