Михаил Козаков «Крушение империи»

«Что за Сергеев?» - подумал он снова, дожидаясь, покуда высохнут чернила.

Понес оба бланка к окошечку телеграфистки, для чего пришлось обогнуть перегородку, поставленную квадратом в помещении конторы.

Еще не дойдя до окошка, он увидел знакомую шапку и спину Кандуши, стоявшего вторым в очереди.

Словно боясь, что «Петр Никифорович» снова может исчезнуть, и не доверяя тому, что это действительно он, Федя подошел и тихо стал сзади него, выжидая поворота кандушиной головы.

Кандуша в протянутой руке держал заполненный телеграфный бланк. Федя прищурил глаза, вытянул, насколько мог, шею и, увлекаемый обычным в таких случаях житейским любопытством, заглянул в белый листок.

Он заметил только несколько слов:

«Ковенский переулок дом… Межерицкому… ходатайствую… успеха дела… востребования…»

Номер дома был тот же, что и у журналиста Асикритова, «дяди Фома»! Что такое?

Он положил руку на кандушино плечо и сказал:

- Здравствуйте, Петр Никифорович.

Федина рука почувствовала, как вздрогнул Кандуша.

Пантелейка оглянулся, наткнулся глазами на студента и, выразив в одно немое мгновение испуг, растерянность, настороженность, наигранную обрадованность, - черт его знает, не разобрать было кандушиных «египетских» глаз! - приветливо воскликнул:

- А-а… Здравствуйте, Федор Мироныч! Какими судьбами, позволю сказать?

- Я вас хотел спросить о том же, - ответил Федя.

- Долог разговор, - понизил голос Кандуша и загадочно-обещающе улыбнулся. - А вы посредь года в провинции, почему?

- У меня отец умер, - не стал скрывать Федя и нахмурил брови.