Михаил Козаков «Крушение империи»

- Да что вы? Где же это так?

Глазами, бровями, ртом Пантелейка молчаливо изобразил: «Да уж, знаете, потом расскажу».

Нет, теперь Федя не отпустит его от себя!

- Господин студент, - спрашивала в окошко непонятливая телеграфистка. - В Киев «Караваевой» или «Карабаевой»? У вас не разберешь.

- Чернила, наверно, расплылись, барышня, я не виноват Карабаевой. Через «б».

Теперь пришел черед насторожиться Кандуше.

- Вот и во второй телеграмме… - ворчала телеграфистка. Киев, Тарасовская тридцать восемь или восемьдесят восемь?

- Я, кажется, ясно написал: тридцать восемь! - рассердился Федя. - Такого и номера там нет - восемьдесят восьмого!

- А я почем знаю! - резонно ответила барышня.

- Сразу две депеши. И обе срочные, позволю заметить, - сказал Кандуша, когда они выходили на улицу. - Наверное, важные у вас дела, Федор Мироныч. Невесте, может, курсисточке какой?

- Квартирной хозяйке, - небрежно, делано-скучно отвел его вопросы Федя.

- А я подумал, позволю признаться, хозяйской дочке какой, - приставал тот.

- Какой хозяйской дочке, Петр Никифорович?

- Георгия Павловича дочке, думал… Папаша мой так и величает его - большой хозяин стал, говорит папаша.

- Ах, вот что?

- Ну, да. Я и сообразил так, пипль-попль: не посватал ли Федор Мироныч из богатого племени?