Александр Пыжиков «Грани русского раскола»
заявление вызвало резкую отповедь начальника Департамента торговли и промышленности Минфина В.И. Тимирязева: действия правительства, сказал он, были продиктованы заботой о российской экономике в целом. Чиновник еще раз пояснил, что смысл данного договора сводился к обеспечению продуктам сельского хозяйства лучших условий сбыта, «и это приобретено ценою некоторых пожертвований с нашей стороны»1. После такого, как бы вводного, напоминания съезд незамедлительно поднял вопросы о понижении таможенных пошлин на сельскохозяйственные орудия, на минеральные удобрения для земледелия и т.п., находя это крайне нужным для страны. Видные московские промышленники попытались вообще снять эту тематику с повестки дня, мотивируя это тем, что настоящий съезд не сельскохозяйственный, а прежде всего промышленный. Однако ввести выступления в желаемые рамки не удалось. Как заявил лидер аграрного крыла профессор Л.В. Ходский из Вольного экономического общества, здесь собрались представители различных отраслей, в том числе и сельского хозяйства, поэтому потребности последнего имеют никак не меньше права на внимание съезда, чем собственно промышленные интересы2. Споры о величине таможенных ставок постепенно переросли в дискуссию по более общему вопросу: какой же страной является Россия – земледельческой или промышленной? Два эти видения отражали разные пути развития – сельскохозяйственный и фабричный. И если землевладельческое лобби требовало понижения таможенных тарифов, то промышленники – в целях ограждения от западной конкуренции – настаивали на сохранении их на высоком уровне 1891 года. (Второй подход отстаивал известный ученый-химик Д.И. Менделеев, в очередной раз призванный в ряды протекционистских сил).
Черту под продолжительными и бурными спорами подвело голосование по вопросу: оставить пошлины на уровне 1891 года без изменений
1 См.: Выступление В.И. Тимирязева // Там же. С. 31-32. В частности, руководитель департамента торговли и промышленности министерства финансов приводил такую цифру: «Как известно, соглашение наше с Германией застало нас в таком положении, что наш вывоз, главным образом хлеба, оказался поставленным в условия неравномерные с вывозом других конкурирующих стран; а именно, нашему хлебу пришлось с 1892 года оплачивать при ввозе в Германию пошлину в размере пяти марок, в то время как другие – три марки» // Там же. С. 31.
2 См.: Там же С. 21.