«Рудобельская республика»

хлеба Вволю. А ты это понапрасну не веришь Совету. Совет, браток, — сила, народ! У большевиков, сказывают, за главного башковитый человек стоит, страх какой ученый, на всех языках говорить может. Лениным зовут. Он теперь самый важный в России. Слыхал? Это же он понаписал те декреты.

Вдоль улицы, как будто из церкви, в пестрых пане-вах и юбках шли бабы и девчата. Трещали наперебой.

— А, бабоньки, какой же видный да ладный хлопец Романов сын.

— Эх, не куча б детей, я б его сама окрутила! — разошлась Параска.

— Вот Амельян вернется, он тебя вожжами так отчешет, что и не сядешь.

— Он у меня ласковый, — притихла, вздохнула и снова помрачнела Параска, вспоминая своего Амельяна.

— У тебя, Параска, часом, красной краски не осталось? — спросила высокая худая тетка Марьяна. — Хочу хоть кусок полотна покрасить да повесить тот флаг на хате.

— Поищу, тетенька. И я ж думаю что-нибудь покрасить. Так что приносите ко мне и свое.

Назавтра в Карпиловке и в Ковалях, в Рудне и Новой Дуброве на крышах и на углах хат заалели стяги. Они были светлые и темно-бордовые, побольше и поменьше, из поношенного ситца и нового холста. Ребятишки бегали из конца в конец села и спорили:

— А наш лучше, чем ваш!

— Зато наш больше и ситцевый.

— Вот и неправда, самый красный на Параскиной хате.

5

В сумерках Иван и Гэля на пароконке возвращались с мельницы. Хорошо было сидеть рядом на мягких мешках еще теплой пеклеванки. Они не торопились: так хотелось еще хоть немножко побыть вместе. Андрей отпускал дочку с батраком только на мельницу, для того чтобы тот, не дай бог, не отсыпал себе пшенички или муки.

37