«Рудобельская республика»

— Искать надо. С палкой против пулемета не попрешь. Шляхту потрясем, во врангелевских покоях пошарим.

— На футарах и орудию откопаешь. Застенковые шершни запасливые, — пошутил кто-то.

— Одним словом, товарищи, так: защищать свою власть, свои права надо самим, ревком теперь становится и революционным штабом. Военным комиссаром будет вот он, — Соловей показал на Прокопа, — товарищ Молокович, командиром — Анупрей Драпеза. В каждом селе будет отделение, взвод, а может, и рота наберется. Все живут дома, а чуть что — по приказу, как по тревоге, выступают. Ясно?

— Еще бы!

— Мы им дадим жару, пусть только сунутся! — гудели мужики.

Соловей попросил, чтобы остались члены РСДРП большевиков. Остальные начали расходиться.

Шли группками в свои села, несли за пазухой переписанные в ученические тетради первые декреты и говорили все про одно и то же.

— А ты думал, за здорово живешь нарежут тебе волоку — и шикуй себе?

— Где ты видел, даром они не отдадут. Повоевать придется.

— И повоюем, а своего не отдадим. Наша земля.

— А чья же? Раз в декрете записано, значит, наша.

В комнатушке председателя собралось восемь рудо-бельскпх большевиков: худой, с запавшими глазами, с космами серых волос, остроносый Яков Гошка, высокий, с богатырскими широкими плечами, с маленькими усиками на розовом лице Максим Ус, смуглый, всегда спокойный Левон Одинец, Максим Левков, Прокоп Молоко-вич, в черном бушлате и широких матросских клешах, совсем еще молодой балтийский моряк Зенон Рогович и не по годам рассудительный молодой Ничипор Звонкович.

Они расселись на лавках у стен и ждали, что скажет Соловей.

А тот окинул взглядом знакомых с детства друзей, вспомнил потрескавшиеся пятки и руки в цыпках, посконину,

44