«Рудобельская республика»

Строятся взводы и роты. Грузят на повозки тощие солдатские одеяла и набитые сеном подушки, снаряжают походную кухню.

Соловей, чисто выбритый, загоревший, подтянутый, переходит от роты к роте, торопит бойцов, но не суетится. Вылинявшая армейская фуражка немного тесновата ему и поэтому сползает на затылок, открывая светлую полоску на лбу, френч с большими карманами слегка великоват и коробится под ремнями.

— Батальон, на-пра-во! — командует Соловей.

Все повернулись, только один как стоял, так и стоит. Бойцы толкают его, шепчут: «Направо, тетеря». А он ни с места — стоит столбом и только моргает белыми, как у поросенка, ресницами.

Соловей медленно подошел к нему:

— Товарищ Парчук, видать, команду не расслышал.

Подбежали ротный и взводный. Ротный закричал:

— Красноармеец Парчук, направо!

— Не кричите, — остановил его комбат.

Наконец Парчук отозвался:

— Не могу направо, товарищ комбат, так как есть разутый.

Он поднял ногу в разбитом вдрызг ботинке. Из-под запыленной, оторванной головки выглянули грязные голые пальцы.

— Вот, небо говорит — обутый, а земля — босый.

Стоявшие рядом бойцы засмеялись, улыбнулся и Соловей.

— С голыми пятками только драпают, а мы ведь наступать едем.

— Именно наступать. Снимай опорки!

Парчук стал на колени и начал распутывать веревочные шнурки.

Нагнулся и комбат. Он ловко стащил сапоги и подал Парчуку:

— Обувай и не задерживай батальон. Портянки хорошо завертывай, чтобы мозоли не набил. И шагом марш!

Красноармейцы сначала искоса поглядывали, а потом без команды повернулись и загалдели:

— Живодер, средь бела дня командира разул!

— Товарищ командир, я ведь не того. Мне ваши не надо. Нехай каптенармус расстарается.

— Обувай, обувай и топай.

218