- Ты заедешь за мной, - холодно проговорила Катя. - И не будь хамом. Тем более, что я - продюсер, и доллары тебе и твоим засранцам платить буду я. Ты меня понял, мой покорный слуга?

- Ого, мать, сурово разговариваешь! Все понял, извини. Завтра в десять ноль-ноль карета будет у подъезда.

- Ты где? - вдруг спросила Катя, не удержавшись, и тут же в душе обругала себя, что спросила.

- Как где? - удивился Виктор. - Дома. Только закончил читать твою графоманию… А-а, ты интересуешься насчет той путаны, что была в вестибюле? - голос Виктора вновь повеселел. - Заело, что ли? Ну не думал, что ты такая ревнивая!

- Плевала я на эту ревность… - Катя дотянулась до бутылки виски, отхлебнула прямо из горлышка, затянулась сигаретой. - Смотри, дружок, спид подхватишь…

- Ох, мать, кому суждено умереть под трамваем, тот не умрет от сифилиса. - весело ответил Виктор. - Ты выпила, что ли?

- Выпила…

- Эх, жаль меня рядом нету!

- У тебя что, дома выпивки нету?

- Я один не пью, мать, это опасно. Знаешь, как Пушкин писал: «Не спиться б, няня»! А в одиночку - это запросто.

- Сам же сказал: кому суждено умереть под трамваем…

- Это так. Но самому нарываться не надо. Ладно, завтра увидимся и выпьем. Tы одна больше не пей, слышишь? - в его голосе прозвучала тревога.

- Хорошо, не буду, мой покорный слуга, - улыбнулась Катя. - Покойной ночи…

- Покойной ночи… - ответил Виктор, но почему-то трубку не вешал, ждал чего-то. И Катя не вешала трубку, тоже чего-то ждала.

- Алло! - позвал, наконец, Виктор. - Ты чего трубку не вешаешь?