жизнелюбие. Часто она вспоминала слова из стихотворения Владимира Маяковского: «… Гвозди бы делать из этик людей… » И странное раздражение закипало в душе Кати против этих людей и даже против матери, особенно когда она слышала, как они защищают советскую власть и компартию, с какой страстью они пытались доказать, что все случившееся на протяжении семидесяти лет власти большевиков было цепью трагических ошибок, а само стратегическое направление развития человечества, сама коммунистическая идея - верна и непорочна. Эта идея, словно раковая опухоль своими метастазами проела все их существо, мозг и душу, эта идея владела ими безраздельно, и они не в силах были отказаться от нее, даже если бы и захотели. Да и что значит - отказаться? Это означало бы отказаться от всей своей жизни, потраченной на борьбу за торжество этой самой идеи. Это означало бы признаться самому себе, что ты всю свою жизнь служил дьяволу, что ты губил и угнетал, грабил и вершил неправедный суд, а потом то же самое творили другие, и все это во имя дьявольского искушения сделать всех равными, братьями, да еще и свободными…

Катя отчетливо не осознавала всего этого, мысли ее бродили вокруг да около, и только смутные догадки касались ее сознания. Особенно когда она пыталась понять, почему все же эти «железные» старухи, эти знакомые матери мужчины и женщины, сидевшие вместе с ней в лагерях, в тех или иных «командировках», вызывали у Кати глухое подспудное раздражение и даже неприязнь, особенно когда они пытались доказать, что все, что ни творилось на их родине, творилось не зря, что, как говорится, жертвы были не напрасны… И только однажды старый знакомый матери, тоже отсидевший двенадцать лет, с сорок пятого по пятьдесят седьмой, сказал как-то Кате, когда они выпивали на кухне: