- Да пошел ты в жопу со своей стагнацией! Застой - и есть застой! И мы в нем с тобой пребывали! И все триста миллионов наших несчастных соотечественников!

- Слушай, Витюша… - Вадима посетила неожиданная мысль, и он ужаснулся. - А если бы Леонид Ильич оказался здоровьем покрепче и протянул бы подольше, ну, скажем, еще десяток лет, что было бы? Мы бы и сейчас жили в застое?

- Жили бы, как миленькие, - Виктор еще отхлебнул виски, фыркнул.

- И Катюшу не увидели бы… и кино не снимали бы, - бормотал Вадим. - Какой ужас! Кошмар! Надо немедленно… - он не договорил и жадно выпил бокал до дна, сунул в рот остаток апельсина, стал смачно жевать.

Катя расхохоталась, глядя, как пьяно дурачатся два ее друга, проговорила сквозь смех:

- А мне кажется… Вам это очень даже нравится.

- Что «это»? - спросил Виктор.

- Она имеет в виду виски, - сказал Вадим. - Очень нравится, Катенька, нельзя ли еще?

Катя забрала у них бокалы, пошла к бару, наполнила их, вернулась, протянула бокалы Виктору и Вадиму, продолжая говорить:

- Вам нравится быть несчастными… бедными, угнетенными…

- Слушай, Вадик, слушай рассуждения преуспевающей американки - это очень полезно.

- Жрать хочу… - меланхолично заметил Вадим и допил содержимое бокала.

- Я русская, Витюша, - возразила Катя и повторила с силой: - Ты слышишь, русская!

- Была, мать, была… А стала… - глядя на бокал с виски, проговорил Виктор. - К сожалению…

- Была и есть, - вздохнула Катя, закуривая и пересаживаясь на другое кресло, напротив Виктора. - И буду… и от этого очень несчастна, хочешь верь - хочешь нет.

- Ты же говорила по телевизору, что безмерно счастлива. - усмехнулся Виктор. Он выпил махом все виски, поднялся, отобрал пустой бокал у Вадима и направился к бару, открыл его, взял бутылку и наполнил до краев оба бокала и вернулся в свое кресло, отдал бокал Вадиму.