- Кстати, в этом вопросе я теперь очень даже под кованная.

- Верю. Я вообще поражен твоими глубокими познаниями в области медицины.

- Зря смеешься. Мне сами врачи рассказывали. Я лично с одним из них очень долго беседовала. Есть какая-то спиртоглицериновая смесь с формаклоном…

- С формалином.

- О, точно! С формалином. Так ее хватает от пяти до десяти суток. Представляешь? И потом не забывай, это же ЦКБ. Здесь температура в камерах плюс четыре - плюс шесть, как в домашнем холодильнике.

- И что?

- А то, что при такой температуре происходят «замедленные жизненные процессы». Микроорганизмы… Ой, нет, постой!.. Или клетки, что ли?.. Не помню точно. Ну, неважно. Так вот они, как не размножаются, так и не умирают. Понимаешь? К тому же, Пашенька, думаю, в морге за тобою ухаживали похлеще, чем за королем Иордании, чтобы ты у нас выглядел настоящим свежачком… Ой, Паша, прости! - Эльвира снова зажала рот рукой.

- Прощаю, не переживай, - продолжал улыбаться Пал Палыч. Забавную историю ты мне рассказываешь. Только все-таки это никак не вяжется с моей биологической смертью. Ну да ладно. А как же вы меня похоронить-то умудрились?

- Паша, ну я же говорю: я неправильно сказала. Сначала была панихида. Тебя отпевали, потом привезли на кладбище, а когда уже после прощания хотели закрыть крышку… Ой, мамочка, до сих пор мурашки по коже! Ты вдруг как вздохнешь, да так громко!.. Как будто застонал. Аж приподняло тебя! Можешь себе представить, что тут началось?

- Да уж, представляю, - провел по лицу рукой Пал Палыч.

- Боюсь, Паша, что не представляешь!

- Что-нибудь еще случилось на моих похоронах? - тяжело было выслушивать эту, по сути, жуткую историю, сохраняя серьезный вид. Да еще имея напротив себя, в лице Эльвиры Тарасовны, такого потрясающего рассказчика.