Совсем не желая во что-нибудь вляпаться, Эльвира Тарасовна Касперчак, в девичестве Зусман, старательно обходила как свежие, так и засохшие плевки, разбросанные окурки, неаппетитно попахивающий помидор, пустую бутылку из-под портвейна и много еще чего похожего и однородного, в изобилии лежавшего на лестнице, по которой она в данный момент поднималась на четвертый этаж. И снова хрущоба, только на этот раз где-то в пределах Садового кольца. Ужель такие еще сохранились?

Стоя перед дверью квартиры за номером тринадцать, она долго не решалась нажать на кнопку звонка, бараньим взглядом уставившись на прибитую четырьмя ржавыми гвоздями табличку, где отвратительным трафаретом было выведено: «Опискин Ф.Ф.»

Вдруг дверь резко распахнулась, и Эльвира Тарасовна, немало испугавшись от неожиданности, узрела в ее проеме здоровенного детину, одетого как рядовой медбрат. Такие обычно возят на каталках трудноизлечимых больных в операционную и обязательно обратно. Не всегда, правда, возвращая их в палату. «Что делать?» - как в свое время резонно поставил вопрос Чернышевский. Таковы превратности судьбы.

Юноша - возвращаясь к нашим баранам, - надо признать, имел при себе красивое лицо, и сей факт был немедленно отмечен в сознании феминистки со стажем. Однако его действительно красивое лицо в многократно пробитой серой ауре светилось ярко-выраженным пороком, и мимо такого обстоятельства пройти, этого не заметив, было совершенно невозможно. Впрочем, Эльвира Тарасовна подобному пустяку не придала решительно никакого значения, вновь блеснув своей неординарностью. А, может, так и надо? Сначала форма, содержание потом.

- Эльвира Тарасовна, непунктуальность - скверная черта характера, - голосом кастрата заговорил медбрат, что откровенно диссонировало с его могучим торсом и здоровенными, как у молотобойца, ручищами. - Вы опоздали на семь минут и тридцать четыре секунды, а у Фомы Фомича время расписано по секундным долям. При его-то адской загруженности…