Я шел вдоль нашего серого и, как путь к победе демократии, длинного… панельного десятиподъездного дома, размышляя над словами моего соседа с верхнего этажа. Шел неторопливым прогулочным шагом, засунув руки в карманы плаща и периодически поеживаясь от порывов неласкового осеннего ветра и мелкоморосящего дождя. Неожиданно резко закололо у виска.

«А ты, смотрю, никак уже себя мессией возомнил? Даешь народонаселению советы. Ведь эдак можно очень высоко взлететь, но падать будет больно».

«Так это снова ты? Какой сюрприз. Опять проклюнулся. Теперь, так понимаю, ты будешь доставать меня своею желчью наяву? Вот это радость. Лучшего врагу не пожелаешь. А если насчет "падать"?.. Я уже летал и падал. Значит, это снова ты».

«А ты как думал? Будет по-другому? Я неотъемлемая часть твоего целого, засранец. Меня не вытравить так просто из твоего пещерного сознания. Причем, замечу скромно, из всех твоих частей я лишь одна, которая доведена до совершенства».

«Не стану спорить. По части скромности - особенно. Ты вот что, совершенство, лучше прямо мне скажи: чего тебе опять от меня надо? Ты, может, хочешь попросить совета у "мессии"? Так не стесняйся. Я сегодня добрый и по возможности отвечу».

«Нет-нет, в твоих советах не нуждаюсь. Скорее, несущественный вопрос. Ты так, дружок, активно начал рассуждать о гимне, в такую философию воткнулся, что я за нас с тобою даже испугался. У тебя что, в прозрачной колбе панацея от всех бед, которыми больно народонаселение?»

«Не знаю, но возможно».

«Так поделись, пророк ты наш в Отечестве своем! Не будь же эгоистом. Такая информация важна не только для тебя. Она важна для всех! Нет, правда, сволочь, поделись. Конечно, если ты не шутишь, если безмерное тщеславие твое не подняло тебя к таким высотам, когда уже не видишь остального».

«А я и не шучу. По крайней мере, для себя я выход вижу».

«Да? Ну и в чем его природа, если не секрет?»

«Убить тебя. Убить в себе самом. И это только первый шаг. Он первый - не последний».

«Вот даже так? Что ж, это интересно. Ну а шаг второй?»

«Поскольку ты, мое второе "я", как само зло, способен возродиться, "всего-то лишь", убив тебя, не допустить, чтобы во мне родился снова, а это очень трудная работа: шаг за шагом, каждое мгновение, с натянутыми жилами стремиться делать невозможное и все-таки не дать тебе ни шанса появиться снова. Другого выхода не вижу. Иначе, как с Остроголовым: душа не выдержит второго твоего "пришествия", а очень бы еще хотелось повоевать и с праздностью, и с косностью, и с ленью».

«Ну что тут можно возразить после такого заявления? Конечно же дерзай! Дерзай, дурашка! Ведь недаром люди говорят: блажен, кто верует. Да только для начала пропробуй-ка меня убить, блаженный. И если вдруг получится - тогда и поглядим, какого ты замеса».