- Как вам пришло в голову, уже после смерти Рыбакова, написать о своей жизни?

- Я не могу сказать. Сначала я написала главу о Винокурове, и все хвалили ее.

- А главу вы написали, потому что вас попросила Ира?

- Да. Но мне в голову не могло прийти, что я напишу книжку о Рыбакове. Для меня самой это тайна.

- И всё-таки был какой-то первый момент?

- Я села и написала о его смерти.

- Просто для себя?

- Для себя. Я сделала примерно пятьдесят страниц, какой-то бездарный клубок. Прочитала моя подруга и сказала: что значит «Толя умер»? Какой Толя? Значит, надо вставить фамилию Рыбаков. Ирка тоже прочитала, сказала: это не годится, надо написать по-другому. И тогда я села и стала писать по-другому. О детстве, о том, как тянет жизнь… И потом пошло.

- Скажите, Рыбаков под конец жизни ощущал себя евреем, или он считал себя русским писателем? Какова была его, как сейчас говорят, самоидентификация? Он был еврей, русский, американец, человек мира?

- Уж точно не американец и не человек мира. Он был русским писателем и всегда говорил: «Я должен быть похоронен в России». Вместе с тем он ощущал себя евреем и часто повторял: «Я еврей, я не знаю еврейского языка, но я еврей по крови, которую выпускали из жил моего народа».

22