- Москва - это хорошо, - согласился Лапин. - Впрочем, всюду можно жить, все зависит от человека. Есть любимое дело, приятные и интересные люди…

- В кино еще можно ходить, на базар за огурцами, на поезде кататься, на трамвае?.. Что мне дали Сосняки? Глупое замужество, глупый роман с тобой, - она усмехнулась, - под репродуктор…

- Какой репродуктор? О чем ты говоришь?

Она насмешливо смотрела на него.

- Он висел в комнате твоего друга, помнишь? Ты включал его… Он хрипел, этот репродуктор, его хрип до сих пор у меня в ушах. Ты ведь всего боялся. А потом ты смотрелся в зеркало, все ли у тебя в порядке. А о том, что это меня унижает, ты не думал, лишь бы тебе было хорошо. Сознайся, Женечка, правда ведь: обо мне ты думал меньше всего…

- Ну, знаешь, - обиделся Лапин.

- Ладно, ладно, - она примирительно положила свою руку на его, - ведь мы не для ссоры встретились… Я просто так сказала, не огорчайся. Ты еще не самое страшное…

Лапин поклонился:

- Спасибо.

- Правда, Женя, я не хотела тебя обидеть. Но… Я, наверно, не смогу тебе объяснить… Сейчас столько надежд… А какие мои надежды? Меня так закручивали и раскручивали. Что мне остается? Воспитывать Сонечку? Да, наверно…

- Ну, ну, - сказал Лапин, - у тебя все впереди.

Только надо надеяться на себя.

Она пристально посмотрела на него: -. Ты так думаешь?

- Я не пророк и не провидец, - ответил Лапин.

Некоторое время она молчала, думала. Потом по смотрела на Лапина, улыбнулась:

- Трусишка ты все-таки, Женя…