Анатолий Рыбаков «Тяжелый песок»

Она не ответила на мое приветствие, не пожелала знакомиться с мамой.

Поправила на Олечке берет…

- Льва Яковлевича отозвали в Москву, в распоряжение Наркомата путей сообщения. Там он получит новое назначение и, если сочтет нужным, сообщит вам свой адрес.

Говорила четко, ясно, категорически, как топором рубила, - чужой, враждебный человек. "Если сочтет нужным", а?! Как это вам нравится? От ее хамства, грубости, бессердечности я растерялся, хотя был готов ко всему, но «такого» не ожидал. Скажи такое мужчина, я бы нашел, что ответить. Но передо мной стояла женщина, рвань, но женщина, вступать с ней в перебранку при девочке, при домработнице я не мог. И я примирительно говорю:

- У нас большое горе, Анна Моисеевна, отца арестовали.

- Ну что ж, - хладнокровно отвечает она, - не надо заниматься махинациями, жить надо честно.

И тогда мама сказала:

- У нас не одно горе, у нас два горя. Первое вы знаете, второе - это то, что Лева связался с такой дрянью.

Анна Моисеевна ничего не ответила, ее задача была не разговаривать с нами, а сразу отрезать, показать, что мы ей чужие.

Они ушли. Только Анна Егоровна задержалась, собирая Олечкины совки и лопатки, и сказала:

- Прощевайте!

Переночевали мы у Рудаковых, наших земляков, ну а земляки, конечно, все знают. Что касается адвокатов, то, как сказали наши земляки, о Терещенко не может быть и речи: мелкий ходатай по делам, спился, пишет на базаре прошения… Есть дельные адвокаты: Петров, Шульман, Велембицкая… Но Дольский! До Дольского им всем далеко. Если бы Дольский.

Словом, мать возвращается домой, а я сажусь в поезд и еду в Киев…