«Счастлива ты, Таня!»

Попутно он вспоминает, как Симонов снял ему название «Одинокая женщина» и заменил на «Екатерину Воронину». «Одинокая женщина», - сказал Симонов, - звучит слишком двусмысленно».

Смеется: «У одного - «легкомысленно», у другого - «двусмысленно»… » Притягивает меня к себе, и мы в обнимку идем по бульвару вдоль реки Яузы.

 

Через несколько дней звоню в Переделкино.

- Здравствуй, - говорю, - гениальный писатель Рыбаков.

Может, и преувеличила немного, но эту вещь, прочитанную в семьдесят первом году, иначе оценить было нельзя.

Уже живя с Рыбаковым вместе, я знала его привычку: кладет перед собой чистый лист бумаги и конспективно записывает интересный ему разговор.

- Ну, а как тебе Саша? А Варя? А Сталин удался, как тебе кажется? Липкин говорит, следующие поколения будут знать Сталина таким, каким я его написал.

- Он абсолютно прав, и вообще все замечательно. Софья Александровна прекрасна во всех сценах. Просто сердце сжимается, когда читаешь. И знаешь, что еще очень хорошо, - это сбой ритма в конце, когда старушка говорит: «Плачут девки по солдатикам». Все идет в одном ритме - и вдруг сбой.

Возможно, этот наш разговор он тоже записал, включив туда мою фразу: «Приходи в шесть к Телевизионному театру».

Приходит, но предупреждает: «Завтра меня не жди - у меня встреча с Булатом, у него какие-то неприятности по партийной линии, надо решить, как поступить. А послезавтра опять приеду к шести».

Я уже многое знаю про Рыбакова, главное - очень уважаем. Был членом секретариата Союза писателей. Руководил несколько лет приемной комиссией, это мне рассказывает Лена Николаевская, она тоже была в той комиссии, как и Трифонов, и Слуцкий. Всех реабилитированных, прошедших через сталинские лагеря, принимали вне очереди, как, например, Льва Разгона. Это Толя установил такой порядок, и все его поддержали. Но когда Рыбаков отказался подписывать письмо против исключения Солженицына из Союза писателей (а он не член партии, с ним ничего нельзя сделать, нельзя заставить, ссылаясь на партийную дисциплину), его тут же вывели из секретариата и сняли с поста председателя приемной комиссии. «Вот тогда и напринимали в Союз писателей тех, - говорит Лена, - кого Толя даже близко не подпускал». Мне все это интересно.

 

Разговор с Толей при следующей встрече. «Я вот что решил: перееду в Переделкино, буду жить там один, и ты сможешь мне звонить, когда захочешь. Обедать буду ходить в Дом творчества, хорошая прогулка, к тому же повидаю кое-кого из приятелей, которые там живут. А к пяти буду возвращаться домой, чтобы ты меня могла застать и вечером».

«Счастлива ты, Таня!»