Анатолий Рыбаков   «Водители»

Вертилин снова обрел всю свою энергию. Нет, не этим людям с ним справиться! Он ненавидел Полякова. За то, что сорвалась так тщательно продуманная операция, за эту жуткую ночь, за пережитые страхи. Поляков с первого дня мешал ему, заставил потерять столько времени, выбил из колеи, спутал карты, лишил его не только своих машин, но и случайных, повлиял на Масленникова, а через него и на другие колхозы. Если Полякову позвонит контролер, он расскажет и про лишние рейсы, и про «левые» машины, и о попытке получить у Масленникова фиктивный счет, он из тех людей, которым до всего есть дело.

— Я не нуждаюсь больше в машинах, Илья Порфирьевич, — объявил Вертилин, входя на следующий день в кабинет Канунникова, — но вы в свое время помогли мне, и я буду с вами откровенен.

Это был уже не докучливый проситель, клянчивший пять машин. Это был уполномоченный крупной стройки, имевший в своем распоряжении двадцать новых автомашин.

Он спокойно опроверг возводимый на него поклеп. Он считает излишним оправдываться. Поляков — еще не прокурор, но, ударяя по Вертилину, Поляков в самом деле целит в Канунникова, хочет доказать, что он якобы покровительствовал какому-то жулику. Вот он сидит перед вами, этот жулик. Похож?

Не кажется ли Илье Порфирьевичу странным, что автобаза, выпускающая на линию до стa пятидесяти машин в день, вдруг подняла такую шумиху Из-за пяти? Мало того, она всячески саботировала приказ управляющего трестом. Кстати, он не хочет повторять отзыв Полякова об этом приказе, да и о лице, его подписавшем. Он не хочет этого повторять, потому что он не кляузник, но, поверьте, будь он на месте Канунникова, Поляков и трех дней бы у него не работал.

Он сделал приличествующую этому сильному месту своей речи паузу и по потемневшему лицу Канунникова удостоверился, что она произвела нужное действие.

— Все несчастье в том, Илья Порфирьевич, что никто не хочет даром ничего делать.