Анатолий Рыбаков «Роман-воспоминание»
- Нам об этом ничего не известно, - пролепетал Сурков.
- Значит, скрывает?!
Сталин передал бумагу сидевшим за столом членам правительства, встал и начал прохаживаться.
Бумага обошла стол. Первым откликнулся Ворошилов:
- И все же всю войну был на фронте, искупил кровью.
- Тогда тем более зачем скрывал? - возразил Маленков. - Мы давали премию Ажаеву, тоже был осужден, но ведь не скрывал. Награждали и других, в прошлом осужденных, никто судимость не скрывал, вели себя честно.
Сталин вернулся к столу:
- Да, неискренний человек, не разоружился.
Таким клеймом меня припечатал. Понятно, почему все от меня шарахались. Пришел обедать в ресторан ЦДЛ, сижу один, столик на четверых, никто не подсаживается, как бывало. Перестал туда ходить и в Союз больше не ходил.
Я отлично понимал, что ни Сурков, ни кто-либо другой не посмеют доложить Сталину о моей справке, это значило бы защищать «неразоружившегося». Но я понимал и другое - посадить меня теперь могут только с санкции Сталина. Да, «неискренний, неразоружившийся», но «лучший роман минувшего года». Роман понравился товарищу Сталину, и посадить его автора не так-то просто, товарищ Сталин может сказать: «А зачем такая поспешность?» Так что время у меня пока есть.
Справку мама опять зашила в подушку, у меня остались копии. Деньги свои я снял со сберкнижки, дал Асе на год вперед, остальные отдал сестре на сохранение, «на всякий случай», не хотел волновать маму, о моих перипетиях она ничего не знала. Принял такие предупредительные меры, но сам, как это ни странно, был спокоен, не знаю почему, был уверен, что со мной ничего не случится, жил прежней жизнью, начал писать «Одинокую женщину», вечером иногда театр, чаще кафе «Националь», конечно, с Васей Сухаревичем, он единственный остался возле меня.
Однажды после «Националя» компанией поехали ко мне играть в преферанс. Я - игрок слабый, карточную игру считаю пустой тратой времени, но Вася был отчаянный преферансист, мог играть сутками, хотя играл неважно.
Играли мы у меня на Смоленской, шел уже первый час ночи - и вдруг телефонный звонок. Беру трубку, знакомый голос Вадима Кожевникова:
- Толя, поздравляю! Ты получил Сталинскую премию. Читай завтра в газетах.
Кладу трубку, объявляю:
- Я получил Сталинскую премию.
- Так я и знал, - провозгласил Вася, - теперь все! Привет с Анапы!
О том, что произошло на последнем заседании Совета Министров, тоже существуют разные версии, но я опираюсь на рассказы трех бывших там людей: Фадеева, Суркова и Тихонова.