*****

- Эй, ублюдки, поживей, поживей, ублюдки, - капитан внутренних войск еле сдерживал заливающуюся истошным лаем овчарку.

Сережка на секунду приостановился, но чья-то дубинка, тяжело опустившаяся ему на плечо, заставила его перейти на бег.

Бежали впереди него, бежали сзади. В воздухе мелькали резиновые дубинки, серые шинели и черные ватники. Тишину ночную наполнили оглушительный лай собак, крики, брань, стоны, и, казалось, конца и края не будет веренице военных, подобно охотникам - любителям, подстерегающим загнанных в ловушку и растерянных зверей в этой ужасной черной ночи, где-то далеко сливающейся с желтым от освещающих его прожекторов снегом.

Кто-то упал. Сережка, пробегая, почувствовал под ногам что-то мягкое и живое, в тщетной попытке подняться протягивающее ему руки.

Сережка остановился.

- Ты что? Давай помогу.

Чьи-то руки уже вцепились ему в ватник, но подбегающий сзади Челнок с размаху бьет по рукам.

- Ты что, сдурел? Сейчас собьют и растопчут.

Челнок подталкивает Сережку вперед, сзади напирает толпа заключенных, ибо любое промедление может ознаменоваться новыми, полученными ударами, и Сережа бежит вперед, оставляя позади истошно молящее о помощи, обреченное быть растоптанным тело.

Это кровавое месиво, изуродованное сапогами и дубинками, которое после пронесут на носилках, будет сниться Сережке тринадцать лет.

- Ты не дуйся на Челнока, - позже, когда они ехали в автозеке, сказал ему Бузулуцкий, - Он не дал тебе поднять того мужика, но он и тебя, и себя спас.

Сережка сидел на обледенелом полу фургона, безучастно уставившись в угол.

- Челнок бы об вас оступился, сзади бегущие смяли б в лепешку.

- Все могли б приостановиться, - Сережка чувствовал, что дрожит всем телом, - Это же был человек, а мы его бросили, мы убили его.

- Могли б приостановиться…- Бузулуцкий усмехнулся, - Ты видел когда-нибудь табун лошадей, бегущих лошадей?

- Мы ж не лошади, мы ж люди.

- Люди хуже лошадей, поверь мне, - Василий Иосифович подсел к Сереже и положил ему руку на плечо, - Успокойся. Ты выжил, ты еще не такое здесь увидишь и поймешь, что нужно выживать, иногда даже ценой чужой жизни.

- Разве можно ценой чужой жизни выживать… и потом жить с этим… и чувствовать себя счастливым и достойным этой жизни?- Сережа поднял на Бузулуцкого глаза и авторитетный вор поежился от сурового взгляда сидящего рядом с ним парня.

- Нельзя, но приходится, - Бузулуцкий хлопнул Сережку по плечу, - Ты не смотри так. Я тебя распознал и уважаю, и в обиду не дам. Но там, на зоне, есть и другие, они таких глаз тебе не простят, почувствуют силу злости, испугаются и захотят убрать.

Автозек остановился; немного погодя скрипнули железные засовы и чей-то хриплый голос скомандовал:

- Выходим по одному, руки за голову, пошли, ублюдки.

Они находились на территории зоны.

78