Василь Быков «Третья ракета»

Немцы не спешат атаковать нас. Они притаились у дороги и чего-то ждут. Панасюк тем временем спокойно сидит, прислонившись спиной к брустверу. Однако голова его как-то неловко склоняется набок.

"Неужели спит?" - думается мне, и я дергаю солдата за ногу:

- Эй, ты! Иди в окоп.

Но он не шевелится. Тогда я поднимаюсь и тормошу его. Голова Панасюка неестественно перекатывается на шее, и я поражаюсь: в прищуренных его глазах смерть.

- Гляди, умер!

Удивленный, я несколько секунд гляжу на него.

- Помирал, - соглашается Попов, сидя на станине. - Давно помирал. Там помирал, - показывает он на пехотную траншею, откуда пришел солдат.

Эта неожиданная и, казалось, беспричинная смерть незнакомого человека потрясает меня. Ведь вот только что он был жив и имел право жить, ведь он же действительно отвоевался, и надо же было именно после этого так тихо и нелепо умереть!

- Тащи его яма. Тут не надо ложись, - говорит Попов.

Я беру Панасюка за руки и оттаскиваю в укрытие. Там опускаю у стенки рядом с Лукьяновым. Лукьянов еще дышит. Я дотрагиваюсь до него, но он не шевелится. Несколько минут я молча гляжу на покойников и думаю: "Кто же следующий?"

Вдруг слышу голос Попова:

- Кривен! Огонь! Огонь!.. Нашто молчи? Огонь!

Я выскакиваю из укрытия - так и есть! С дороги от подбитых машин к пшенице, пригнувшись, воровски перебегают немцы.

- Кривен! - кричит Попов.

Но Кривенок молчит.

На коленях я подползаю к окопу, заглядываю в него. На бруствере стоит пулемет, рядом валяются пустые ленты. Кривенка здесь нет.

Мы молча переглядываемся с Поповым. На его скуластом, буром от пота лице растерянность.