«Третья ракета»

И вот она вниз головой бросается через бруствер, в орудийное укрытие, падает с плеча сумка с красным крестом, и мы бросаемся к девушке. Нет, она, кажется, не ранена, она только прижимается спиной к стене, закидывает голову и часто-часто дышит. Тонкие ноздри ее вздрагивают. Несколько секунд мы молча глядим, как судорожно бьется на ее шее маленькая жилка, как устало и нервно подрагивают на земле перепачканные, в царапинах пальцы, и теплая волна нежности к этой девушке разливается в моей груди. Как это я мог плохо думать о ней, почему я сомневался, разве не видно, что она самая лучшая, самая чистая на целом свете!

- Ой, мальчики! Мальчики!.. - хочет сказать она что-то еще, но задыхается.

- Молчи, Луся. Мало-мало молчи, - говорит Попов, стоя перед ней на коленях и с благоговением глядя на девушку.

- Вот… приказ принесла… Комбат сказал… расстрелять снаряды и… уходить.

Я вскакиваю, срываю с головы пилотку и бью ею о землю:

- Зачем прибежала? Что, солдат не было? Куда бежала? Куда теперь, к чертям, пробьешься?

Люся виновато молчит.

Попов, раскрыв свои узкие, с припухшими веками глаза, какое-то время глядит на нее, затем зло сплевывает в песок:

- Правда говори Лозняк. Зачем бежал? Поздно бежал. Не надо бежал. Теперь что делай?

- Ладно, мальчики, не злитесь на меня, - вздыхает Люся. - Как-нибудь выберемся.

Она выпрямляет голову, и взгляд ее падает на наших покойников. Тревожная озабоченность мгновенно гасит усталое возбуждение на ее лице.

- Кто это?

- Один пехотинец, - говорю я. - А там командир и Лукьянов.

- Команды? Луся, команды? - вздыхает Попов.

Наморщив переносье, Люся жалобно всматривается в лицо убитого и молчит.

Тогда Попов спрашивает:

88