Я так привязалась к Тане, что не могла и помыслить о том, чтобы делить ее с кем-то другим. Это была первая в моей жизни вещь, принадлежавшая лично мне. Я знала, что, как только войду с ней в нашу комнату, с ней захочет поиграть Нина - сама мысль об этом была невыносима.

Как только мы пришли с вокзала домой, я прошмыгнула с Таней во двор, где каждая семья держала свою поленницу. Раздвинув немного дрова, я засунула Таню вглубь. И ни разу не вытащила ее оттуда. Пусть лучше останется там, чем кто-то узнает, что она у меня есть.

На мое горе, до неузнаваемости испорченную дождем и снегом куклу однажды обнаружила мама. Так я была наказана за свой эгоизм.

Со временем мы съехали от Олимпиады, Маме надоело постоянно слышать одно и то же: «Это мой дом», «Тут я хозяйка» и терпеть всевозможные придирки. Мы сняли комнату в доме, принадлежавшем женщине по фамилии Шапошникова. Она была совсем не такая, как Олимпиада. Мягкая и приветливая, она сделала все, чтобы мы почувствовали себя у нее как дома.

Наверно, я так хорошо запомнила ее, потому что изголодалась по ласке и участию. У меня до сих пор не изгладился из памяти один день в детском саду, когда мальчик из нашей группы порезал себе игрушкой палец. Он расплакался, и воспитательница обняла его. Я смотрела, как она повела его в медпункт, потом он вернулся, палец был завязан бинтом, а воспитательница весь день не отходила от него. Я не спускала с мальчика завистливых глаз, мысленно говоря себе, что, если бы я была на его месте и со мной обращались так же ласково, я бы с готовностью отдала за это свой палец целиком.

То, на что я решилась после этого, представляется мне сегодня чистым безумием. Когда нас вывели на прогулку, я побежала в соседний скверик, который пересекала усыпанная галькой дорожка.

Сбросив ботинки, я стала бегать туда-сюда по дорожке, надеясь поранить ноги - воспитательница увидит кровь и бросится обнимать меня. Но из моей затеи ничего не получилось.