- Сколько можно талдычить о своем папочке? Папочка такой, папочка сякой, противно слушать. Лучше бы побольше внимания уделяла мне. По крайней мере я тут, при тебе. Старику, видать, плевать на тебя с высокой колокольни. Подумаешь, написал письмо! Одно-единственное письмо!

Я бросилась на него, готовая расцарапать его лицо ногтями, и он в ужасе отпрянул. Впервые я увидела в его глазах страх. Я выставила его из квартиры, строго-настрого запретив показываться мне на глаза. Наверно, он наконец понял, что на этот раз я не пущу его обратно. Во всяком случае, больше он мне не звонил.

Новый, 1974-й, год я встретила без Коли и без возлияний, в уверенности, что со дня на день получу письмо от отца.

Но миновала зима, пришла весна, наступило лето, и ничего не изменилось. Ни одного письма, ни одного телефонного звонка от Ирины Керк. Неужели она утратила ко мне интерес? Помнит ли меня отец? И жив ли он?

Эти вопросы день за днем нескончаемо вертелись у меня в голове. В какой-то момент я принималась уговаривать себя, что он шлет письма, но они не доходят. Уже в следующую минуту я отвергала эту мысль, твердо уверенная, что то единственное письмо - предел его внимания ко мне, и я никогда не увижу своего отца.

Дни пролетали один за другим, бесцельные и пустые. Я попыталась углубиться в работу над новым фильмом, но работа стала чем-то второстепенным. Главным стал отец. Его фотографии властвовали над моей жизнью.

Каждый вечер я возвращалась домой, и мы с мамулей ужинали в полном молчании. Стоило мне поднять глаза - и я ловила на себе ее внимательный взгляд. Видя ее тревогу, я с усилием улыбалась.

- Не беспокойся, мамуля. Я выживу.