Лишь спустя много лет тайное стало для него явным, и Александр понял, что отнюдь не со всеми мужчинами его супруга так же холодна, как с ним… Как-то, войдя без предупреждения в спальню императрицы Елизаветы, он застал ее в страстных объятиях некоего ротмистра Охотникова… Между супругами состоялся долгий и тяжелый разговор. После него Александр записывает в дневнике: «…Она сообщила мне о своей новой беременности — не от меня — и выразила желание уйти… Мне удалось убедить ее не допускать публичного скандала, возбудив чувство долга… Бог с ней!»
Не так уж, возможно, и трудно было ему в тот момент простить супругу, поскольку его собственный бурный роман с фрейлиной Нарышкиной находился в самом разгаре…
Ну а что же третья ночь? Вот в ней-то и кроется главная тайна смерти императора.
В дневнике Александра I запись об этой ночи — одна из последних. Все, что касается третьей ночи, составлявшей, по его же словам, важнейшую часть биографии императора, никак им не раскрывается и не комментируется. И все же таинственная ночь была или, по крайней мере, должна была быть. И Александр, судя по его прежней записи в дневнике, знал о ней заранее…
Вспомним: этой ночи, хранящей тайну смерти Александра I, предшествовали двадцать с лишним лет его царствования. Вместили эти годы взлеты и падения, триумфы и унижения императора. Отправлен в ссылку Сперанский, вместо предполагаемой отмены крепостного права после победы над французами в войне 1812 года — военные поселения, жестокая аракчеевщина. К тому же бывшие близкие друзья точат на императора кинжалы. Как тут не прийти в отчаяние? Не отпускают мысли о тщете усилий, о черной неблагодарности окружающих и народа, для которого, по мнению Александра, он творил только добро. Или он неправильно толковал само понятие добра? И все-таки жила в нем надежда на спасение — спасение собственной души. Но от него требовались решительные действия.
К началу сентября 1825 года Александр I втайне от окружения подготовил все документы, необходимые для отречения от престола. Конверт с подготовленными бумагами был вручен московскому архиепископу Филарету лично императором со словами: «Хранить до моего личного востребования… В случае моего исчезновения (на самом конверте было написано «кончины») вскрыть…»