Ничего не стоило вывести Бориса Абрамовича из себя; он тотчас начинал орать благим матом, брызгать слюной, виртуозно материться. Абрамович же никогда не повышал голоса. Даже в минуты гнева, максимум, что мог он позволить себе – негромко изречь: «Я очень недоволен». Для его окружения это было пострашнее, чем все крики Березовского вместе взятые.

Мне кажется, что и Дьяченко, и Юмашев к какому-то моменту начали воспринимать Березовского как тяжелую, гнетущую обузу. Он походил на сварливого, старого деда, искренне считающего себя главой семейства, а посему изводящего домочадцев поучениями и нотациями. Слушать его вечное ворчание невыносимо, но и в дом престарелых не сдашь; родная кровь как-никак, да и воспитание не позволяет.

Абрамович же был совсем другим; почтительным, благодарным приемышем. Если же учесть, что приемыш этот еще был при деньгах и регулярно баловал своих названых родичей гостинцами и обновками, картина окончательно становится законченной.

О том, сколь близкие отношения возникли у кремлевской принцессы с Абрамовичем, нагляднее всего свидетельствует ее эпистолярное наследие; перехваченные сообщения, поступавшие к Дьяченко на личный пейджер. (Слежкой за принцессиным пейджером занимался все тот же «Атолл».)

Вот сводки лишь нескольких ноябрьских дней 1998 года.

16 ноября.

17.49. Завтра в 11.00 у Ирины Абрамович на даче будет массажистка Клавдия Дмитриевна. Люда.

18 ноября.

13.28. Роман Аркадьевич просит ему позвонить по телефону №… Люда.

20 ноября.

16.42. Если есть возможность, пожалуйста, перезвони мне. Роман.

409