Но роль меньшевика, сыгранная мною в «Мистерии-буфф», имела уже для меня большое значение.

В «Зорях», как я говорил, я играл небольшую роль, она была ограничена только теми указаниями, которые дал Мейерхольд. Я и сыграл в указанном плане, заслужив его одобрение, а где-то в газете писали «запоминается (или хорош) Ильинский в роли исступленного фермера Гислена».

Премьера прошла успешно. Часть театральной публики и прессы поддержала спектакль. Нельзя было не почувствовать новой формы спектакля, вводившего зрителя в новый для него мир революционного пафоса, футуристических декораций, сочетавшихся с торжественной монументальностью древнегреческого театра. Тот зритель, который радостно принял новый театр, принял его главным образом потому, что в нем зазвучала современная революционная тема. Но после первых спектаклей широкий зритель не был захвачен игрой и постановкой.

И действительно, то ли верхарновский текст был все же далек от нашей действительности, несмотря на переделку его Мейерхольдом и Бебутовым, то ли Закушняк не мог подняться на уровень нового стиля спектакля и полноценно играть роль героя – народного трибуна Эреньена, то ли условная постановка все же носила какой-то статуарно-декламационный характер, то ли хор вместо действующего народа также звучал холодно, а хаотические нагромождения в декорациях могли быть радостными только для тех, кто хотел во что бы то ни стало видеть что-либо новое в театре. Таких энтузиастов было немало. Они горячо приветствовали эту постановку, видя в ней контуры будущего театра, веря и увлекаясь лозунгами Мейерхольда, лозунгами «театрального Октября», как называл их тогда Мейерхольд.