Прекрасная, подчиненная большим целям реалистического искусства условность, о которой я пишу, жила и живет во многих из лучших спектаклей нашего советского театра. Во всех этих случаях театр дает возможность зрителю дополнить спектакль своей фантазией, восхищает остроумием находок и условных декоративных решений.

Старое же декоративное правдоподобие часто мешает и актеру и зрителю, заслоняет актера рядом натуралистических подробностей, не позволяет актеру сыграть «первым планом».

Меня могут неправильно понять. Может быть, мне как актеру нужна, скажем, в роли Хлестакова условная большая ложка, для того чтобы я ел ею мой обед, а она подчеркивала голод моего героя? Или мне нужна и нравится какая-то нежизненная, уродливой формы шляпа, каких не бывает вовсе? Нет, это не та условность, о которой я говорю. Я говорю об условности целесообразной. Об условности, которая впечатляет зрителя, а не разочаровывает, расхолаживает и отталкивает его. Принципиально приняв условность в театре, мы должны либо обратиться к законам и истокам такого театра, либо искать новых и интересных приемов и при этом больше всего думать о результатах и успехе воздействия такого театра на зрителя.

До Мейерхольда, до революции, другие режиссеры (вплоть до Художественного театра) не раз обращались к истокам и примитивам старинного условного театра. В Петербурге существовал Старинный театр, организованный Евреиновым и Дризеном, где тщательно воспроизводились и реставрировались спектакли в соответствующем стиле, воспроизводились приемы и традиции старинных театров разных эпох, вплоть до манеры игры и произношения текста.