Премьера «Великодушного рогоносца» имела ошеломляющий успех.

Я уже достаточно нахвастал, вспоминая о «Грозе». Но тут успех носил другой характер. Этот успех, в отличие от «Грозы», имел сенсационный и более широкий масштаб. Это ведь был первый настоящий успех режиссера Мейерхольда, его молодого театра, его молодых актеров, его молодого биомеханического метода. Успех сопровождался горячими спорами, восторгами или полным неприятием, а такой успех бывает особенно громоподобным и трескучим.

Многим и многим нравился спектакль. Нравился он и Маяковскому, а Маяковский всегда был для меня кристальным и безошибочным мерилом и разоблачителем всяческой пошлости. Однажды я прочел в журнале «Театр», как с любовью вспоминает «Великодушного рогоносца» и Н. Асеев.

Любовь участников спектакля к пьесе и увлечение ею не могли пройти бесследно для зрителей.

Они были не только ошеломлены, но и очарованы спектаклем, свежестью, непосредственной новизной и темпераментом исполнения.

Если успех в «Грозе» не повторился за всю мою жизнь, то и успех в «Рогоносце» остался также неповторимым.

Занавеса, как известно, не было. Поэтому нельзя измерить этот успех обычным мерилом – «сколько раз его давали».

Разразившись бурей аплодисментов, зрители, особенно студенты, молодежь, бросились на сцену и качали нас, начиная с Мейерхольда.

Больше меня никогда не качали, даже в театре Мейерхольда.