Я думал, что виной тому был сам Мейерхольд, который недостаточно активно боролся с бессмысленной в данном случае формальностью. Во всяком случае, у меня хватило, по мнению одних, мужества и принципиальности, по мнению других, глупости, по мнению третьих, нахальства, по мнению четвертых, зазнайства отказаться ехать в заграничную поездку. Мои «принципы» могли бы мне стоить довольно дорого. На мое счастье, оказалось, что во многих официальных театральных кругах относились к Театру Мейерхольда и к поездке этого театра за границу чрезвычайно сдержанно. Поэтому мой отказ не вызвал никаких возражений. Негативное отношение к Театру Мейерхольда и к его заграничным гастролям выразилось еще и в том, что московская пресса почти не отозвалась на эти гастроли. Можно было подумать – и об этом поговаривали со слов недоброжелателей, – что Театр Мейерхольда провалился в Берлине и Париже. Создавалось совершенно неверное представление о гастролях театра.

Правда, я могу по личным впечатлениям говорить только о той небольшой части гастролей, в которой сам участвовал. Я все же поехал в Берлин, так как в это время продолжались хлопоты о паспорте для жены. Но, вернувшись в Москву на подсъемки «Праздника св. Йоргена», вторично на гастроли не выехал. По рассказам же товарищей, в Париже театр (в особенности «Ревизор») имел не меньший успех, чем в Берлине. Берлинскому же успеху я сам был свидетелем. Репертуар театра в поездке составляли: «Рычи, Китай!» Третьякова, «Лес» Островского, «Ревизор» Гоголя, «Великодушный рогоносец» Кроммелинка. На открытии гастролей в Берлине шел «Рычи, Китай!», спектакль, в котором я не был занят, поэтому я выехал в Берлин через день-два после открытия гастролей.