Я с горечью ощущал себя тем артистом, про которого рассказывали, что он никогда не позволял себе проходить через публику после концерта или спектакля. «Почему?» – почтительно спрашивали его. – «Больно ругаются!» – отвечал он.

Как видите, путь был действительно не очень легкий. Но я продолжал бороться с администраторами, с некультурностью и грубостью части публики и даже с… прессой. На этом трудном для меня этапе критика не поддерживала меня. Проходя по улице, я слышал произнесенное пропойным голосом слово «халтура», а утром, открывая местную газету, читал следующее:

«Вечер Игоря Ильинского. Игорь Ильинский – «король экрана» – самый посредственный, самый рядовой рассказчик. Никаким особым мастерством передачи, достойным гастрольного показа, он не владеет, пользуясь давно заштампованными приемами эстрадного ремесла. С репертуаром у Ильинского обстоит еще печальнее… Зачем нужно ему, артисту с именем, с такой солидной маркой, как марка Театра Мейерхольда, так беззастенчиво спекулировать на своей популярности, так цинично обманывать публику, которая ждет от московского артиста и «новых слов и новых песен»?..»

Мудрено ли, что зрители, пришедшие посмотреть и послушать «живого Ильинского», были так разочарованы и огорчены.

«Эх, обманул Ильинский! – Да, обманул. И не только зрителей, но и самого себя! Еще пара таких выступлений и конец любви и популярности Ильинского… – Зритель доверчив, но злопамятен».

«Поволжская правда», Саратов, 1929.