В спектакле «Кавказский меловой круг» маленькая хижина всего в четыре-пять квадратных метров, расположенная посредине сцены и имеющая только крышу и одну из стенок, кажется зрителям вполне законченным сооружением. Происходит это потому, что на этом маленьком «пятачке» столпились десять—пятнадцать действующих лиц. И теснота, в которой они пребывают, создает полнейшую иллюзию реальности этого условного домика.

Точно так же, лишь в несколько другом, театрально-ироническом плане, задуманы декорации в спектакле Брехта «Трубы и литавры». Стен в комнате, создаваемой на сцене, нет. Есть только двери, которые сделаны весьма материально и добротно. Они удивительно точно и солидно закрываются и даже защелкиваются для вящей убедительности на щеколду. В эти двери усердно ломится один из героев пьесы, хотя, казалось бы, он может без всяких усилий пройти внутрь буквально рядом – через несуществующую стенку.

Брехт развивает эту условность, заставляя актеров играть около двери весьма правдоподобно и убедительно. И только в конце сцены неожиданно переводит все в план очаровательной шутки: дверь, в которую актер ломился с такой силой, оказалась сделанной из… обыкновенной белой бумаги. И, прорвав ее головой, актер продолжает играть с прежней реалистической одержимостью.

Повторяю: этот прием уместен только в том шутливо-ироническом плане, в каком придуман и поставлен весь спектакль.

Театр должен постоянно искать новые, яркие выразительные средства, чтобы точнее и лучше раскрывать содержание пьесы, не отвращая зрителей манерными «условностями», а очаровывая условной театральностью в хорошем смысле этого слова. Такой театр, сознающий силу своей «вечной театральности», театр с живым актером в центре никогда не умрет!