Михаил Козаков «Крушение империи»

- Зараз Евлантия позову… приказчика.

Она надела высокие мужские сапоги, полушубок, накинула на голову суконный платок и выбежала во двор. Через несколько минут она возвратилась в сопровождении хромого человека, у которого одна нога была сильно искривлена в колене. В левой руке он держал позвякивающую связку больших амбарных ключей, правой опирался на сучковатую тонкую клюку.

- Ось дид Евлантий. Балакайте з им, вин - приказчик.

- Здрастуйтэ, пожалуйста, - сказал тот и посмотрел внимательно своим далеко упрятанным, неуловимого цвета глазом на незнакомого пассажира. - А шо скажете?

- Мне, дед, лошадей нужно.

- По проездному свидетельству?

- То есть как это… по проездному свидетельству? - почему-то неожиданно пытливо спросил приезжий и заглянул с любопытством в серое, остроносое лицо мужичка.

- Ну, як ездют казенны люди? - рассердился также неожиданно старик. - Чиновники и земские диятели имеют свидетельство, с печатью, по хформе. Это вам, господин, не биржа извозчичья, а земска станция! У нас все по закону, все хформальности соблюдаем.

Глаз смотрел по-ястребиному, настороженно и недоверчиво: всяко бывало на Евлампиевом веку, - приедет иной раз подкусная собака-ревизор из губернии и прикинется дурачком; не раскуси его сразу,- гляди потом, какой крик подымет, а хозяину от того ревизорского крика лишний расход и неудобство!

- Х-хы… х-хы! Лошади у нас, господин, по закону идут. А закон… закон, х-х-и, есть закон,- как казалось самому, неоспоримо и вразумительно объяснил Евлампий.

Голос у него был громкий и всегда сварливый, слово шло чисто и коротко, хотя во рту недоставало уже многих зубов, но вслед за словом, во время пауз, из груди прорывалась одышка и сиплый, стариковский выдых - удвоенное сухое "х".