Михаил Козаков «Крушение империи»

- Лошади поданы! - услышал вдруг приезжий давно жданные слова: прислушиваясь к телефонному разговору, он не заметил, как вошел через кухню хромоногий Евлампий.

- Ну, кто ж поедет? - спросил приказчик, безразличным взглядом окидывая обоих пассажиров.

- Вместе… По дороге! - в один голос ответили они, шумно поднимаясь с места.

Жандармский унтер вышел первым. Приезжий, подняв свою корзину, последовал за ним.

Когда переступал уже порог стеклянного коридорчика, услышал неясные, сбивающиеся слова гимназиста:

- Могу… Никого нет, Ириша. Сейчас совершенно свободно могу… Знаете, это замечательная штука. Спасибо. Я буду очень рад…

Дверь захлопнулась, вернее - ее захлопнул шедший сзади хромой Евлампий, берегший тепло хозяйской квартиры, - и приезжий не дослушал конца фразы.

Он вышел на крыльцо. Лошади уже поджидали. Поверх сена и овчины лежала черная кавказская бурка. «Чья это?» - невольно подумал приезжий и тотчас же перевел взгляд на Чепура.

- Это вам? - впервые заговорил он с ним.

- Моя, - ответил унтер, набрасывая на себя бурку. - Моя, а то как же? - повторил он, влезая в сани и давая место своему спутнику. - В шинели, сами понимаете, ехать холодно.

Приезжий уже не спрашивал, каким образом бурка оказалась в санях, - он понял: жандармский унтер еще до разговора с Калмыковым заявил его приказчику о своих правах на запасную пару лошадей. Он был предусмотрителен - унтер Чепур!

Может быть, и неожиданная предусмотрительность его не была случайной? Но об этом время будет подумать в дороге.

- Трогай! - ткнул рукой приезжий в широкую спину ямщика и потуже запахнул свою шубу.

Лошади свежей рысцой прошли узкий тупичок заезда в калмыковскую усадьбу, качнули сани на горбатеньком мостике, перекинутом над уличной канавой, и, свернув налево, побежали по утоптанной снежной дороге.