Михаил Козаков «Крушение империи»

- Ну, с богом! Поезжайте. Отцу передайте «последнее прости»… Напиши обо всем, Людмила… обо всем.

Он крепко расцеловался с отъезжающими, надел перчатки, поправил соскользнувшую набок, во время прощания, инженерскую, с широкими полями, фуражку и, не глядя уже на обернувшегося Карабаева, вышел из вагона.

В окно Лев Павлович увидел, как инженер, медленно пробираясь в толпе, пошел к выходу. Лев Павлович инстинктивно а затем и по инерции, следил за ним, пока хватало глаза. Вот видна только спина и фуражка инженера, еще секунда - и они исчезнут и взор Льва Павловича сможет уже заняться чем-либо другим.

Но что такое? Инженер словно знал, что кто-то неотступно следит за его фуражкой: он слегка приподнял ее, обнажив на секунду черноволосое темя, затем снова опустил на голову и - уже не двигался. Вернее, не двигался вперед: инженер с кем-то поздоровался и остановился. С кем - Лев Павлович не видел.

Но вот толпа, вероятно, оттиснула инженера назад, вся верхняя часть его корпуса попала в поле зрения, Лев Павлович видит его чуть усмехающееся подвижное лицо, сильно освещенное широкощеким фонарем и теперь, - инженер вновь попятился под натиском толпы, - маленькую фуражку его повстречавшегося собеседника.

- Фу-ты! Неужели?.. - Перед глазами Льва Павловича мелькнуло на мгновенье знакомое лицо Фомы Асикритова.

Бом, бом, бом! - ударил колокол, и толпа на перроне отпрянула от вагонов; инженер и Асикритов растворились в ней. Картавый, пронзительный свисток обер-кондуктора - и вагоны осторожно качнуло. Лев Павлович отошел от окна.

Асикритов на вокзале? Зачем? Господи, ну что за странный человек! И со всеми знаком, знает почти всех в Петербурге… И вот с этим «гоголем»-инженером знаком…

Карабаев вошел в купе.