Михаил Козаков «Крушение империи»

- Сахарный завод, - кратко пояснил Георгий. Глотнул коньяку и налил себе вторую по счету чашечку кофе. - Надо думать, что вопрос о продаже завода будут решать не эти двое молодых - Людмила и студент, а старший их брат, который в Петербурге… Кстати, ты незнаком ли с ним? - осведомился Георгий Павлович.

- Нет.

- Жаль.

- Но если тебе это надо, будет…

- Ты найдешь путь к знакомству? Спасибо тебе, Левушка.

- А тебе под силу такой завод? - заинтересовался Лев Павлович. И подумал: «Видимо, Егор-то наш прорезывается в подлинные капиталисты. А? Делец, вижу!» («Егорка» - так называл некогда сына-гимназиста Карабаев-отец, преподаватель арифметики в четырехклассном городском училище.)

- Силы надо подсчитать, - вздохнул и потрогал свой смолянистый ус Георгий Павлович. - Подсчитать… подсчитывать, брат, - с разной - осторожной и усилительной - интонацией повторил он, и Лев Павлович понял теперь, что именно этим-то был занят, главным образом, его брат в новогодний вечер.

Понял, что Георгию были глубоко безразличны в сущности все сегодняшние гости, примостившиеся как бы под навесом его здешней славы и благоденствия, что потому он был сегодня скуп в общении не только с ними, но и со всеми домашними и даже с ним - Львом Карабаевым. И что вот сейчас, в тиши ночного кабинета, брат решил, видимо, «замолить свой грех» пред ним, оставшись для беседы.

«Ничего, ничего, Егорка», - прощал его в душе Лев Павлович, называя брата давнишним семейным словцом.

Георгий словно невзначай спросил:

- Что ты скажешь о Теплухине?