Михаил Козаков «Крушение империи»

«Киш!» - хотел прикрикнуть на них Асикритов, но побоялся обидеть.

В подвале, куда он зашел, увлекаемый толпой, сидел на корточках у печи какой-то парень в смушковой шапке. Он деловито отвинчивал кран от медного куба. В ногах лежал мешок, наполненный почти доверху.

- Отрезали немецкому графу усы! - заметил кругленький бородатый ратник запаса и осклабился. Винтовка у него была за плечами на веревочке, вместо ремня.

- Сколько добра здесь погибло, боже ты мой! - сокрушался, подмигивая Асикритову, какой-то субъект с жеваным серогубым лицом, в котиковой облезлой шапочке.

- А тебе жалко? - сурово поглядел на него ратник. - Печальник графский!

- Да как же… Зачем жечь?

- А ты кто? - насели уже несколько человек. - Не фараон, часом? Эй, братцы! Вот тута нашелся один субчик, добра графского жалеет. А ну, на проверку!

- Да вот спросите их, вполне интеллигентного гражданина, - растерянно искал «субчик» защиты у Асикритова. - Разве, я такой?

- Вы его знаете? - оглядели с разных сторон Асикритова. Он, усмехаясь, пожал плечами:

- Еще, товарищи, в древности сказано: зло причиняет себе, кто ручается за постороннего, а кто ненавидит ручательство - спасен будет.

И повели этого с жеваным лицом и котиковой шапочкой на милицейский пункт: пусть там разберутся!

Враг не только на чердаках домов, - он здесь, в толпе, на улице, что еще более страшно, и действует он более опасным, испытанным оружием - лживым языком провокатора.

Внимание Фомы Матвеевича привлек прилично одетый - «по-джентльменски» - господин в шубе с обезьяньим мехом. На Невском, у закрытого книжного магазина, стоя на верхней каменной ступеньке крыльца, джентльмен - один из тысячи уличных ораторов - держал речь перед собравшейся публикой. Медоточивым голоском, умиленно глядя добродушными глазами сквозь стекла рогового пенсне, джентльмен воспевал прелести нового режима. Но вдруг, уловив, как и все, шум с соседней улицы, заговорил, насторожась, по-иному: