Михаил Козаков «Крушение империи»

- Что вы скажете о Либкнехте?

- Что надо делать, чтобы скорей наступил мир? Солдаты из стоявшего на путях эшелона узнали невесть

откуда, кто едет в этом вагоне, - они с острейшим любопытством заглядывали в первые от входа купе, хватали русских за руки и дружелюбно трясли их. На глазах одного, заметил Селедовский, стояли слезы.

Отвечать почти ничего не пришлось: из осторожности и опасения, как бы жандармская стража ни спровоцировала, пользуясь этим случаем, «нарушение нейтралитета» со стороны русских эмигрантов и ни вздумала бы прервать поездку.

К тому же вбежавший вслед за пехотинцами озлобленный, с перекошенным лицом жандармский офицер уже кричал на весь вагон:

- Цурюк! Цурюк! - и ухватил за шиворот ближайшего к себе солдата.

Вопросы и поведение пехотинцев говорили о настроении германского народа гораздо больше, чем то желательно и полезно было для берлинского правительства. Франкфуртское происшествие послужило темой долгих разговоров и отвлекло Ленина на некоторое время от работы.

Он ходил по коридору - от своего, крайнего купе до середины вагона, сильно пошатывавшегося на частых изгибах пути, потирал руки и смотрел на товарищей со своей молчаливой, хитровато-доброй усмешкой. Занятый своими мыслями, он даже не заметил, как жена Селедовского, Магда, неплохая художница, бегло зарисовала его лицо.

Надо было запечатлеть этот замечательный контур куполообразного ленинского лба, запечатлеть, - стремилась Магда, - какое-то особенное, почти физическое излучение света мысли от его поверхности.

Широкая растрепанная бровь, пронизывающий блеск золотистых умных глаз… Они так выразительны, так одухотворены сейчас, что невольно любуешься их непреднамеренной игрой.