Михаил Козаков «Крушение империи»
Он оторвался от окна и растерянно посмотрел вокруг себя: на него, на весь зал смотрел голубой портрет царя. Портрет был точно такой же, как и в женской гимназии, и висел здесь те же два десятилетия, но Федя сегодня его не заметил. Забыл о нем.
Он обозлился на свое легкомысленное отношение к экзамену, на свою растерянность, обозлился на неприятную тему сочинения и… на царский портрет; не подымая головы, он видел только на портрете черные царевы сапоги, упрямо наступившие на красную бархатную подстилку. Он вспомнил теперь ясно, отчетливо и лицо царя, но не пожелал взглянуть на него.
«Патриотическая тема», - заставил он себя вернуться к экзаменационному сочинению, и слово «патриотическая», как он сказал его самому себе, отождествилось в сознании с другим словом, со словом «политическая». Это уже дало направление его последующим мыслям.
«Патриотизм… Да, я могу свободно написать о патриотизме, - следовал уже за своей мыслью Федя, в десятый раз перечитывая заданную тему. - Я - патриот, я люблю Россию, русский народ, русскую культуру. Быть патриотом - не стыдно, с но каким?»
«Конечно, - вилась рядом другая мысль, - а вот Ванька Чепур тоже «патриот»… и такую черносотенную гадость по этому поводу разовьет».
Ему опять стало не по себе. «Нет, нет. Надо опираться только, на ушедшее… на историю». И вдруг цепкая память подсказала ему слова Белинского: «Любовь к отечеству должна вытекать из любви к человечеству…» Так, кажется? Как это я сразу не вспомнил? Точка! С этого начну. Эврика!
Он оглянулся: как будто еще никто не начинал писать.
Товарищи вопросительно, с широко открытыми глазами смотрели на него, отжимали растерянно губы и недоуменно пожимали плечами: что делать, друг Калмыков? «Вот те, бабушка, и Юрьев день!»
…Он обмакнул перо в чернила и наклонился над своим листом.