Михаил Козаков «Крушение империи»

Между окон вышитое панно с навешенными на нем блюдами и солонками: это подносили в свое время царю «верноподданные» его «хлеб-соль».

За четверть часа до выхода Николая в зале был установлен порядок. Думцы были поставлены в левую сторону от двери в царские покои, члены Государственного совета, министры и высшие придворные чины заняли правую, как предписывал сегодня ритуал.

В первых двух рядах стояли виднейшие депутаты и руководители думских фракций, и Карабаев очутился по праву среди них - рядом со своими партийными единомышленниками.

Широкая просека зеркального паркета разделяла собравшихся.

«Нейтральная зона… - посмотрев на пол, подумал Лев Павлович. - Бюрократия в расшитых мундирах со звездами - и мы… (Новая белая манишка, высокий воротник и наглухо застегнутый сюртук сковывали движения Льва Павловича.) Враги! И вот «ему» (он подумал о государе)… ему суждено нас примирить».

- Вы видали… а? И трудовики здесь, и они пришли, только сзади стали!.. - тихо, но оживленно говорил Карабаеву бледный, похудевший Николай Виссарионович, и голос его не мог скрыть радости и удовлетворения: «Слава богу, что пришли: ему, левому кадету, как-то спокойней теперь, меньше ответственности! Раз трудовики пришли - о, это уж что-то означает!»

- И «забастовщики» тоже… - усмехнулся одними глазами Карабаев. - Совет министров. Сколько времени мы с ними не встречались? Вспомните…

- А-а… - протянул Николай Виссарионович: «Да, да, верно: еще так недавно бойкотировали Думу, а теперь вот, поди ж ты, не могут без нее… То-то же!»

В рядах, в обеих половинах зала, разговаривали между собой совсем тихо, отказавшись от своего голоса и вогнав его куда-то внутрь.

«Значит - примирение…» - продолжал думать Карабаев, искоса поглядывая в сторону, где стояли министры.