Михаил Козаков «Крушение империи»
- Мы самая консервативная страна - это верно. У нас семивековая неписаная конституция. Привычка и обычай управляют нашим бытом, судом, парламентом. И мы существуем - го-го!.. А что из того, что у пруссаков писаная конституция? Она уже тогда, в сорок восьмом году, была названа их королем «листом бумаги»: взял да и разогнал пруссак франкфуртский парламент!.. Что из того, что русский царь в пятом году написал манифест, - хо, листок бумаги! Лучше всего - джентльменское слово, сэр. А кто прав, кто из нас будет счастливей - wait and see: поживем - увидим!..
В парламенте шли так называемые «большие дни», палата общин дебатировала правительственный «билль о конскрипции» - первый раз в истории своего существования Англия вводила у себя обязательную воинскую повинность. - Льву Павловичу довелось услышать речи Асквита и вожака английского либерализма Ллойд-Джорджа. Слов нет, впечатления этого дня были ярки и сильны, но не малым способствовала тому, - не забывал Карабаев, - и внешняя обстановка, в которой все это происходило.
Так вот она, «колыбель европейского парламентаризма»! Сидя на хорах, Лев Павлович напряженно всматривался и вслушивался во все.
Вот спикер палаты, сэр Доутэр, идет открывать заседание. Он в длинной черной мантии и парике. В париках и окружающие его секретари - с гусиными перьями в руках. Впереди - два герольда. Один несет жезл, другой открывает процессию троекратным восклицанием.
- Нет ли здесь иностранцев? Если они здесь - удалите их! По старому обычаю заседания не публичны, и стоит какому-либо коммонеру заявить: «Спикер, я вижу посторонних в зале», чтобы вся публика была удалена.
Форма живет, но содержание ее изменилось, рассказывает все тот же капитан Скэль. Давным-давно бывает в палате не только английская публика, но и любой иностранец, и почти никогда не раздается сакраментальной фразы. Коммонеры не видят посторонних! Особенно после одного случая, когда пришлось уйти из заседания наследнику престола, принцу Уэльскому, хотя замеченным «посторонним» был не он.