Михаил Козаков «Крушение империи»

Придя в свой сруб, опущенный в землю, он выпил для успокоения полстакана спирту - и почти без закуски. Расправил клочок отобранной измятой прокламации. Машинописные строчки изрядно стерлись, но он с непонятным для самого себя упрямством старался сейчас разобраться в них мутными, слезившимися глазами.

На уцелевшем клочке было:

«Каждая нация, - сказал Жорес за несколько дней до своей смерти, - неслась с горящим факелом по улицам Европы. Уложив миллионы людей в могилу, повергнув в горесть миллионы людей, превра…» - дальше было оборвано. А на оборотной стороне бумажки он прочитал: «Вы, народ, трудящиеся массы! - вы делаетесь жертвами войны, а между тем эта война не ваша! В траншеях, на передовых позициях находитесь…» - и опять не было конца, но и так многое было уже понятно капитану Мамыкину.

- Сакранунем-базрам! - дико заорал он, и никто не уразумел, что означает это нелепое, бессмысленное слово, да и сам он не знал, откуда это появилось. Как-никак, он выпил полстакана спирту!..

Утром внезапно бросили полк в атаку. Была «рубка», в какой давно не приходилось участвовать. «Смешались в кучу кони, люди…» - неотступно лезли в голову заученные с детства лермонтовские стихи. И он дрался, не оглядываясь назад, и славно дрался весь его полк, не досчитавший к вечеру больше половины своего людского состава.

Когда узнал об этом, искренно, хмуро сожалел о потере, понесенной полком, но из всех солдат, оставленных на поле, вспомнил об одном - и без горечи и без раскаяния…

…Днем, во время боя, шагах в полутораста от себя он увидел вчерашнего врага своего - плечистого путавшегося в длинной шинели Токарева. Он бежал слева от него, не видя Мамыкина, с ружьем наперевес, изредка припадая на одно колено, - к немецкой проволоке.