Михаил Козаков «Крушение империи»

Глава тринадцатая

В квартире на Ковенском

Дежуря в хозяйском кабинете, верный губонинский Лепорелло - Пантелеймон Кандуша - внимательно прислушивался и приглядывался к тому, что происходило в соседней комнате. Дверь туда была приоткрыта, кабинет слабо освещен одной лишь настольной лампой под, зеленым колпаком, стоявшей в глубине комнаты, и Кандуша, никому не бросаясь в глаза, никем не стесняемый, выполнял свою наблюдательскую и охранную службу.

Ею был занят не он один: в прихожей и на кухне расположились два агента охраны, да еще во дворе и на улице, - уж доподлинно это знает Кандуша, - торчат в различном одеянии скороходы-филеры. Может, это Ивана Федоровича люди, может - департаментские, то есть одного с ним, Кандушей, ведомства, а возможно даже - дворцового: царскосельские молодцы из тайной императорской охраны оберегали от неприятностей Григория Распутина так же, как членов августейшей семьи.

За последний год, выполняя поручения Губонина и неся тем самым свою департаментскую службу, Пантелеймон Кандуша неоднократно сопутствовал знаменитому «старцу»: «Вилла Родэ», где в закрытом кабинете, окруженный цыганским хором, отплясывал зело пьяный Григорий Ефимович; секретная департаментская квартира на Итальянской, второй дом от Фонтанки, где устраивались свидания с министром внутренних дел; в Александро-Невской лавре, в покоях митрополита Питирима или в квартире самого «старца» Григория на Гороховой, - всюду, где только доводилось, Пантелеймон Кандуша - верный губонинский глаз - зорко, неустанно следил за Распутиным.

Чего только не узнал он в долгие часы своих дежурств!