Михаил Козаков «Крушение империи»

Через минуту Петушков опять рядом со своей дамой; в бокал с позолоченным ободком крутой, шипящей струей падает холодная сельтерская из принесенного сифона: пейте, пожалуйста, дорогая Надежда Ивановна, и, если позволите, я провожу вас до дому… («Ах, прохвост, что делает, что делает!» - тихонько посмеивается Пантелеймон Кандуша.)

Симанович что-то говорит Людмиле Петровне, вынимает большой бумажник и оттуда - тщательно завернутую в папиросную бумагу чью-то фотографическую карточку. Это фотография Распутина, надписанная им.

- Лутшаму ис явреев… - смеясь, читает Людмила Петровна.

- Вот видите, - говорит Симанович, пряча карточку, - значит, со мной можно иметь дело. И всегда с пользой, я вам говорю.

- Какое же у нас с вами может быть дело? - спрашивает Людмила Петровна берет со столика свой бокал с сельтерской и отпивает глоток. То же самое делает теперь и Симанович, утирая губы крошечным розовым платочком.

- Какое дело? - переспрашивает он, глядя то на нее, то на ее соседей по дивану. По всему видно, у него есть действительно какое-то дело, но он не решается сейчас сказать о нем.

«Ну?.. - вопросительно смотрит на него Людмила Петровна. - Говорите, все говорите: может быть, тогда я пойму, для какой точно цели меня пригласили сюда». Она порядком устала, вся эта компания достаточно неприятна ей, а о мамыкинском поручении она почти уже и забыла.

- Адольф Симанович, вероятно, хочет сыграть с вами в макао. Это его любимая игра… - вмешивается в разговор, трунит над распутинским приятелем Петушков.

Симанович незлобив.

- Я уже наигрался, слава богу, в макаву, - покачивает он головой.